...Над Москвой поднимается раннее летнее утро. Взошедшее над кремлевскими башнями солнце заглядывает в окна казарм, освещает широкие и длинные залы, уставленные рядами железных солдатских коек, на которых глубоким сном спят курсанты. В углу зала на специально оборудованных низких стеллажах стоят станковые пулеметы.
Сейчас они покрыты чехлами... Рядом с пулеметами поставлены коробки с лентами. На простенках между окон - ружейные пирамиды. Затворы винтовок открыты. Здесь же подсумки с патронами...
Тихо в казармах. Лишь храп ребят доносится с коек. Не спят только дневальные, они следят за порядком, поглядывают в окна - отсюда хорошо видна Царь-пушка. Вот куранты на Спасской башне начинают бить семь утра. По всем казармам разносится одна команда:
- Подъем!
После завтрака начинается день учебы. Сначала обычно идут занятия в классах.
В классе тактики и топографии Аня внимательно постигала задачи и методы действий взвода и роты в наступлении, обороне, разведке. С глубоким вниманием курсант Новикова слушала рассказ преподавателя о больших переменах в военной науке, которые произошли в последнее время. Раньше, во время мировой войны, миллионные армии зарывались в бесконечные ряды окопов, тянули сплошные линии колючей проволоки и сидели за ними, лицом к лицу с противником. Называлось - «позиционная война». За какой-нибудь хуторок или даже отдельный дом могли сражаться месяцами... А теперь? В гражданской войне в России все изменилось. Сплошного фронта, как правило, нет. Войска в движении - маневры, обходы, марши и прорывы с флангов, в тыл. Это - уже война маневренная! И тут, как никогда, важна инициатива командира, его умение быстро принять и осуществить правильное решение.
Постукивая мелком по классной доске, преподаватель покрывает аккуратными штрихами стрелы на нарисованной им схеме. И за этими стрелами Ане видится могучий удар Южной группы армий Фрунзе, которые бьют сейчас на Восточном фронте полчища Колчака.
Особый, понятно, интерес вызывала у курсантов тактика применения пулеметов. Ну в обороне ясно - наметь огневую позицию, определи участки обстрела и держись! А в наступлении, да еще при маневренной войне? А если на прорыв идет конница?
Тут говорили и сами курсанты - бывшие фронтовики. Они рассказывали, как пулеметы ставят на легкие повозки-тачанки и как эти тачанки с впряженными лошадьми мчатся прямо в боевых порядках атакующей кавалерии. Эти же тачанки очень хороши и в разведке...
Так высказанное преподавателем определение: «Пулеметные команды - ударная огневая сила современной войны» - становилось для Новиковой все более понятным и конкретным. Она верно отвечала на поставленные преподавателем вопросы и, выходя к доске в роли будущего начальника пулеметной команды, научилась достаточно быстро и вполне толково решать предложенные задачи по тактике.
Продолжалось и изучение материальной части пулемета. В специальном классе на столах стояли «максимы», которые учились разбирать и собирать за все более короткое время. Самым сложным делом был, конечно, замок - недаром, как отмечал в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза Иван Христофорович Баграмян, который в молодости сам командовал пулеметным эскадроном конного полка, первым признаком классности пулеметчика считалось умение в считанные минуты разобрать замок, собрать и вставить на место.
Среди курсантов многие тренировались в разборке и сборке пулемета с закрытыми глазами. Охотно это стала делать и Аня. Действуя с завязанными глазами, вслепую, она производила необходимые операции от тренировки к тренировке все увереннее и увереннее, сначала справлялась только с основными частями, а затем освоила и замок. Словом, примерно через месяц без робости Аня демонстрировала свое искусство. Курсанты, которые на занятиях по тактике относились к Ане, как к равной, здесь не могли поверить, что девушка оказалась сильнее их.
Они внимательно и ревниво проверяли, насколько тщательно завязаны у Новиковой глаза (а вдруг подсматривает из-под платка?), как она производит все операции (нет ли какой-нибудь хитрости?). Но вес было честно, без обмана.
Аня словно чувствовала все части кончиками пальцев, руки ее действовали четко и уверенно. Вот она приступает к разборке: открывает крышку короба, вынимает замок, спускает ударник... Преподаватель и курсанты, казалось, еще только засекают время, а она уже молниеносно проводит всю цепочку операций, вот уже вывинчен надульник. Затем столь же быстро разбирается замок. А теперь точными, отработанными движениями все в обратном порядке. Стук и лязг металла сменяются последним щелчком. Готово!
Ребята, обступившие стол с пулеметом, убеждаются: высший класс!
- Молодец, Иван Иванович! - раздаются возгласы. - Ах, молодчина!
Даже обычно суховатый инструктор пулеметного дела удовлетворенно кивает головой и, пряча в карман часы, не может сдержать довольной улыбки.
А об Ане и говорить нечего: снимает с глаз повязку и у самой рот до ушей, на щеках - ямочки. Впрочем, тут же спохватывается, сгоняет улыбку и всем своим видом старается показать, что для нее это самое обычное дело.
Немалое внимание уделяли курсанты изучению всех возможных задержек при стрельбе из пулемета.
- От того, как вы сумеете найти и устранить задержку, - говорил инструктор, - будет на фронте зависеть не только ваша жизнь и жизнь ваших бойцов, но и, может быть, успех всей операции. Ну-ка, товарищи, те, кто был на фронте, вспомните: были такие случаи?
И курсанты согласно кивали головами...
- Так вот, - продолжал преподаватель, - всякие задержки и остановки в работе почти всегда бывают, и это надо твердо усвоить, по вине самого пулеметчика! Значит, он плохо обращался с пулеметом, не берег его, не осматривал, как положено, неумело чистил, протирал и смазывал, наконец, просто плохо подготовил его к самой стрельбе... И прошу запомнить: пулемет не только сложная и тонкая, но, не побоюсь этого слова, и нежная машина. Без хорошего, заботливого, даже любовного ухода исправно и безотказно он работать не будет. Просто не может! Так что знайте: пулемет отказал - пулеметчик, пеняй на себя!
На курсах изучали не только «максим». Уже во время мировой войны в России оказалось немало оружия, выпускавшегося за рубежом. А в борьбе с иностранными интервентами и снабжавшимися ими белогвардейцами было захвачено много трофеев, которые тут же поступали на вооружение Красной Армии. Поэтому кремлевцы осваивали «кольт» и «льюис», «гочкис» и «шоша»... Сначала курсанты подходили к ним, таким непохожим на «максим», - на треногах или сошках вместо катков, с дисками вместо лент, с непривычным внутренним устройством - с опаской. Но вскоре они стали одолевать и эту технику, ее научились собирать и разбирать с закрытыми глазами.
Практические стрельбы проводили либо на небольшом пулеметном полигоне, выделенном здесь же, в Кремле, в самом углу Тайницкого сада, либо в тире бывшего Александровского военного училища - тоже неподалеку, каких-нибудь четверть часа пешим строем от Троицкой башни. Аня любила эти стрельбы и очередь за очередью посылала точно в мишень.
На утренних занятиях в классах изучали и другие военные предметы, Новикову очень заинтересовала топография.
- Это, товарищи курсанты, образцы военных карт, - говорил преподаватель, показывая потертые, но не потерявшие глянца листы. Вот перед вами двухверстка: она называется так, потому что имеет масштаб две версты в одном дюйме. Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что именно двухверстка имеет наиболее широкое применение в армии - ей пользуются от командующего фронтом до командира подразделения, в том числе, конечно, и пулеметного... А это - верстовка и полуверстка, они соответственно в масштабе версты и полверсты в дюйме. Их больше используют именно в подразделениях. Полуверстка особо удобна при подготовке данных для ведения точной стрельбы артиллерии и пулеметного огня...
Аня старательно училась читать эти карты и радовалась, когда на листе далекой незнакомой губернии кружочки и квадратики, контуры и линии, штрихи и цифры словно оживали, превращались в города и деревни, леса и рощи, реки и озера, высоты и овраги. Особенно нравилась ей полуверстка: казалось, что она воочию видит перед собой и крутые скаты одинокого холма, и топкую трясину болотца, и деревья причудливо раскинувшейся за ним рощи. Заметив ее увлечение, преподаватель военной топографии подбодрил:
- Очень хорошо. На полуверстку вы сможете точно наносить расположение даже самых мелких войсковых подразделений, с ее помощью научитесь быстро и правильно разбираться во всех подробностях местности. А на войне, заметьте, мелочей нет, и все это обязательно должно сказаться на судьбе боя, на судьбе доверенных вам людей...
Не без труда, но основательно усваивала Аня дисциплинарный устав и военную администрацию. А когда по расписанию шли уроки политграмоты, живо включалась в обсуждение темы «Партии и классы». Ей было что рассказать о классовой борьбе в деревне, о действиях кулаков и демагогии эсеров. На курсах же она много нового узнала о капиталистах разных стран и их политических ухищрениях. А самое главное, что давали эти уроки, проходившие три раза в неделю, - четкие понятия об учении Маркса и Ленина, о сути революционных преобразований в стране и мире, о политике Коммунистической партии.
После нескольких часов занятий в классах курсанты выходили на плац - здесь проходила строевая подготовка. Хотя преподаватели подчеркивали, что без выправки, знания уставов и дисциплины нет армии, и партийная организация поддерживала эти требования, некоторые курсанты неодобрительно смотрели на строевую, считая ее излишней муштрой. У Ани тут не было сомнений. Именно в строю, выполняя четкие команды инструктора, маршируя в тесно сколоченной колонне, она ясно чувствовала то многократное умножение сил, которое приходит к человеку, ощущающему себя частицей могучего армейского коллектива. Хуже получалось, когда инструктор вызывал ее из строя и приказывал командовать самой. Первое время у нее порой и голос срывался, даже при простейшем «Шагом марш!» слышались какие-то чужие, пронзительные нотки, словно это произносил кто-то совсем другой. Аня сердилась на себя, сжимала кулаки, тренировалась - когда она думала, ее никто не слышит. И добилась: появился и устоялся настоящий командирский голос. Теперь она чувствовала себя уверенно не только в строю, но и перед строем.
После строевой - обед. Аппетит к этому времени набегал огромный, а вот на столе-то было небогато. Из принесенных с кухни больших бачков дежурные раздатчики разливали в металлические миски горячую воду, в которой плавали маленькие кусочки воблы. От этой ухи шел сильный дух несвежей рыбы, но молодежь поглощала ее в одно мгновение. Еще бы: тогда и это варево доставалось не каждый день. Так же как и суп, заправленный селедочными головами - шутя их называли «карие глазки».
На второе - каша из немолотой ржи, иногда пшеницы. Сначала она выходила совсем невкусной, но потом повара научились: стали замачивать зерно кипятком за сутки до варки, оно разбухало, и получалась настоящая разваренная крупяная каша.
А больше ничего повара с кухни курсов, хотя, как говорили, они раньше работали в ресторане «Метрополь», предложить не могли... Понятно, что у курсантов еще долго жили воспоминания о праздничном первомайском обеде, когда подавали щи из конины и гречневую кашу с той же кониной...
Настоящим сокровищем был в ту голодную пору черный хлеб - пусть мокроватый, с примесями, но хлеб! Его полагалось курсантам совсем немного. Каждое утро раздатчики приносили в столовую ящики с хлебом, уже нарезанным на пайки. Чтобы не было обид, проводили своеобразную лотерею: один раздатчик показывает на порцию, а другой, спиной к нему, читает фамилию из списка. Кого назвали, тому и достанется этот кусок... И тут у каждого возникала проблема: как разделить свой паек, чтобы хватило и на завтрак, и на обед, и на ужин?
Глядя на других, и Аня научилась маленькой хитрости - класть кусочек хлеба за щеку, чтобы сосать его подольше, «вприкуску» с ухой или пустым чаем. В таких случаях особенно хорошо было, если доставалась горбушка...
Недолгий отдых после обеда, и снова команда:
- Выходи строиться!
На этот раз многоверстный марш на далекую окраину, а то и совсем за город. Иногда под оркестр, а чаще под собственную песню. Пели «Мы кузнецы...», «Над миром наше знамя реет...», сложили на мотив «Варшавянки» и свою, курсантскую:
Стены Кремля и бойницы кремлевские
Были оплотом тиранов-царей.
Ныне в воротах курсанты московские
Стали на страже свободы своей...
Идут кремлевцы, гремит песня, уверенно грохают по булыге московских улиц железные подковки курсантских сапог и ботинок.
На тротуарах люди оборачиваются, останавливаются:
- Ленинские офицеры идут!
Рабочие говорят это радостно, с уважением.
Разные «бывшие» - затаившиеся враги или просто недоброжелатели - со злобой.
Но так говорят все: «Ленинские».
И курсанты знают, что их так называют, гордятся этим званием...
=======
Источник: М.А. Палант Курсант Аня. — М.: Моск. рабочий
